Ик 4 антошкино г гомель женская колония

Пациентки под статьей. Как лечат осужденных женщин и их детей в женской исправительной колонии в Гомеле

Беременная и женщина-мать на зоне — образ, весьма далекий от мадонны эпохи классицизма. Настолько далекий от естественного порядка вещей, что здесь не мать стимулирует к развитию ребенка, а, скорее, дитя подстегивает маму: жить, ходить на швейное производство, не выпадать из распорядка дня. 

В исправительной колонии № 4 города Гомеля представительницы прекрасного пола сидят за убийства, мошенничество, незаконный оборот наркотиков, разбой, невыплату алиментов. Корреспондент «Рэспублікі» отправилась в эту женскую колонию, чтобы узнать, какую медицинскую помощь там получают осужденные и их дети.

Мадонны с нашивкой

В доме ребенка на территории ИК-4 число детей непостоянно. Бывало, что доходило до семидесяти. Каждую неделю прибывает очередной этап женщин-заключенных, и, возможно, в нем зреет новая жизнь или даже не одна. Жизнь, которая начнется в колонии. Некоторые беременеют на зоне: осужденным полагаются краткосрочные и длительные свидания с мужем.

Мама и малыш здесь связаны пуповиной и режимом. Пуповиной — до рождения. Режимом — до трех лет. Трехлетку отправляют на этап жизни без матери. До ее освобождения. Если не отказались — к родным. Если родных нет — в замещающую семью.

А вот Настя и Самир выйдут на свободу вместе. В колонии мама и сын уже два года. Срок у Насти закончится в апреле.

На окнах дома ребенка нет решеток. Не положено по нормам. Эти дети не отвечают за преступления родителей. В несвободе своих матерей они свободны. В пределах глухого забора.

— Другого мира ведь почти не знают, — сотрудник колонии отвлекает нас от ограждения, обвитого металлическим «терновником». До другого мира подать рукой, но ручонками этих малышей не дотянуться.

Главный врач дома ребенка Мария Запарованная открывает детям иную жизнь:

— Мы адаптируем их к обществу, показываем, как мир устроен. Вот были в буфете, в теплое время водим в парк. На каруселях катались. После выставки птиц осталось много впечатлений.

Настя прижимает к груди сына. Ради чего 29-летняя женщина обрекла на такое раннее детство дитя?

— Три миллиона рублей «старыми». Столько мне дала подельница из денег, которые я украла, — своей историей моя собеседница делится как-то запросто, непринужденно. — Беременность даже меня не остановила.

Жила в деревне. Не работала. Выбора у меня не было. Да и подельнице надо было помочь, чтобы она решила проблемы со своими детьми. Я свою часть денег даже потратить не успела. Отдала ей.

И все равно помочь не получилось.

— Что для вас здесь самое невыносимое? — спрашиваю я. Настя, улыбаясь, неожиданно выпаливает:

— Тяжелого здесь ничего нет.

В ответ на мое немое удивление неловкая улыбка соскальзывает с лица осужденной. Она опускает вмиг потухшие глаза. И еще крепче прижимает к себе сына, будто обнимает разом всех своих шестерых.

— Мне тяжело, что я не рядом со своими детьми. Но он меня спасает. Да, родненький? — Настя целует мальчика. — Знаю, что к Самирке побегу своему. Каждый раз жду, пока письма раздадут. Почитаю. Потом дожидаюсь звонка. Письма, звонки, работа, дом ребенка. Так и срок проходит. Дети пишут, что любят, скучают, чтобы побыстрее к ним приезжала. Самому старшему ведь уже пятнадцать.

У осужденных с детьми на зоне время идет по-другому. Настя сдерживает дыхание и снова целует Самира:

— Зайчик мой, хороший.

Материнская любовь

Свободное от работы время — это время осужденной для ребенка. Могут играть в комнате или на площадке без посторонних глаз. Кормящие мамы приходят еще чаще. Бытом детей занимается персонал.

Плачут ли дети, когда мать уходит в отряд?

— Мы за маму круглосуточно. Мы спим, едим, гуляем по расписанию, — медсестра Наталья Плахина, как мама, психологически слившаяся с младенцем, на словах не отделяет себя от своих подопечных. — Неизвестно, о ком они скучают больше.

Пестрые пледы поднимаются в унисон детскому дыханию. Мальчики и девочки сопят чуть ли не синхронно. Наталья Плахина, приоткрывая дверь на веранду, ведет себя очень осторожно, будто боится спугнуть музыку детского сна.

— А если плачут все разом, вы справляетесь?— представляю, как взрывная волна крика сминает здешний покой.

— Бывает, что и плачут! Мы дежурим с няней. В бутылочки быстро наливаешь, бегаешь от одного к другому. Причмокивают все вместе — сердце радуется.

Для деток постарше есть буфетная с мебелью по возрасту. Малыши привыкают есть самостоятельно. Над маленьким умывальником в ряд выставлены расчески. Правила личной гигиены — закон. Те, кто еще нетвердо держится на ногах, обретают уверенность в манеже. Есть игровая комната, спортивный зал, сухой бассейн. В музыкальном зале проходят праздники. Современными игрушками и играми никто не обделен.

Здесь три возрастные группы. Из одной в другую воспитанников переводят по решению медико-педагогического совета.

Если нужно, вызывают специалистов из города. Сестра-диетолог контролирует нормы по питанию. Говорит, и в обычной жизни у родителей не всегда есть возможность так хорошо кормить малыша. Этому дому ребенка обзавидуется городской детский сад.

Но мысль о том, где этот корпус находится, не отпускает.

Мы проходим мимо старой постройки. Здание ремонтируют и в следующем году планируют открыть общежитие для проживания осужденных с детьми, чтобы не обделять малышей материнской любовью. Но воспитатели не уверены, что со всякой мамой ребенку находиться будет полезно.

— Вот вы любой из них доверили бы дитя? — вопросом в лоб заставляет задуматься сопровождающий. В нескольких шагах за сетчатым ограждением переминается с ноги на ногу на морозе группа осужденных. Перекур. Дорожку взглядов из-под насупленных бровей перерезает сигаретный дым. И я понимаю: в этой загородке лично я доверила бы ребенка не всякой.

О непостоянстве материнской любви сотрудник колонии говорит в сердцах:

— Это сегодня она любит ребенка, а завтра — бросить может. Находили потом некоторых на вокзале, подаяние просили. Иная мать, наоборот, от доброты конфетку шоколадную даст, а у малыша аллергия. Возись потом. У нас специальное питание, каждому по состоянию.

«Не ведала, что творила»

Одна из бывших осужденных прислала письмо врачу-наркологу Владимиру Зборовскому: «Спасибо, жизнь начала заново. К мужу вернулась. Детей вернула». — Отбывала наказание за невыплату алиментов. Сама пришла в кабинет: «Лечите меня». Пролечили, закодировали. Такие истории вдохновляют, — признает доктор.

Треть осужденных на женской зоне — с зависимостью, алкогольной или наркотической. Доктор Зборовский горд: его пациентки в стопроцентной ремиссии. Но он рано не радуется. Уверенности в том, что на свободе бывшие осужденные вновь «не сядут на стакан или на иглу», у доктора нет:

— Они не обещают, что, стопроцентно, не возьмутся за старое. Но возвращаются ведь в прежнее окружение.

По решению суда осужденные проходят принудительное лечение от алкоголизма. По часам принимают таблетки. За лекарствами приходят исправно — все хотят быстрее домой. Раз в месяц врач-нарколог проводит индивидуальную и групповую психотерапию. В клубе женщинам показывают воспитательное кино.

Но только процентов тридцать твердо решают завязать. Кодируются, просят заниматься по 12-шаговой программе для лечения зависимостей.

Владимир Юрьевич прогнозирует: больше шансов на трезвую жизнь у тех, кто сидит длительный срок. За это время порочные связи на воле обрываются. Женщины понимают, что можно жить трезво, начинают строить планы на будущее.

В кабинете Зборовского случайных пациенток не было. Большинство историй как под копирку: зависимые родители, потребление лет с двенадцати, асоциальное поведение.

— Вот смотришь по этапу, а там написано: «Совершила преступление в алкогольном опьянении». Не пила бы, ничего бы и не было. Женщины — создания ранимые, эмоциональные. А потом: «Не ведала, что творила», «Не помню, что произошло». Некоторые о содеянном не говорят. А иные рассказывают о преступлении гордо, как будто знамя несут. Интересно с такими работать.

Рита — завхоз. Смотрит за порядком в отряде. Беспорядок, который однажды воцарился в ее жизни, стоил ей свободы. Рита сидит за убийство. Убила родственника. Сейчас она отводит взгляд, отступает в сторону. От меня. От моих вопросов, которые возвращают в хаос, обернувшийся трагедией. Эту психотравму моя собеседница пытается похоронить под плитой сознания:

— Как случилось? Сама не знаю. Много всего стеклось. Первый раз такое алкогольное опьянение было.

Рита не копает вглубь подсознания:

— Я со своей психикой справляюсь сама. У меня нет необходимости работать с наркологом, психологом. Пропила таблетки — и все.

В разговор врывается надсадный громкоговоритель, как ветер в неприкрытое окно, и разбивает наспех перекинутый мостик доверия: «Завхозам прибыть на пост № 2!»

Мы в дверях медчасти. Вот-вот начнется врачебный прием во вторую смену. Пациентки в васильковых фуфайках скрипят шагами по схваченному морозом двору на осмотр. Издали — будто букет васильков на снегу. Васильки на снегу — такой же несообразный натюрморт, как и женский портрет за шипами из проволоки. Увы, реальный.

Время тут, как отдавшая нектар жевательная резинка, то сжимается до звонков, писем, свиданий, которые лопаются, как надутый пузырь, то растягивается до кажущейся бесконечной нити предела по приговору. Тяготят неотлипающие неволя, надзор, постоянное присутствие людей, которых не выбираешь. И эту жвачку не выплюнешь до срока. Чем еще здесь можно испугать? Врач-нарколог пугает:

— Предупреждаю, если будут продолжать на воле в том же духе, подхватят там ВИЧ, гепатит. Молодые девчонки боятся. Родить детей хотят. Многие из неплохих семей. Просто с друзьями не повезло или улица испортила. Ночные клубы, наркотики — по этой дороге оказываются здесь многие. Некоторые благодарят, что зона им жизнь продлила.

«О здоровье заботятся лучше, чем на свободе»

Врачи принимают в две смены. Работают терапевт, нарколог, гинеколог, стоматолог. Ежемесячно на плановый прием приглашают узких специалистов из города: лор-врача, офтальмолога, травматолога и других по требованию.

Начальник медчасти Андрей Курятников показывает кабинеты:

— Исследуем функции дыхания, проводим УЗИ-диагностику, рентген и флюорографию. Подготавливаем пациенток к оперативному лечению. Физиотерапия по назначению: ультразвук, электрофорез, УВЧ, ингаляции.

Ежедневно в лаборатории делают анализы: полный спектр биохимических показателей, общий анализ крови, общий анализ мочи. В планах — закупка гематологического анализатора. Объем исследований станет еще больше.

Чтобы попасть на прием, осужденные накануне записываются в специальный журнал. Такой есть в каждом отряде.

— Пломбы поставили, зубы сохранили. Никаких проблем, — моя собеседница на медпомощь в колонии не жалуется, а, наоборот, старается хвалить. — Как-то упал иммунитет, простывать стала часто. Назначили мне витамины. Названия не помню, пила такие красненькие. Теперь вот пью витамин Е. Заболеешь — лечат хорошо. Таблетки дают.

Вакцинация и диспансеризация не минуют места лишения свободы. Врач-терапевт Мария Чернявская поясняет, что вновь прибывших осматривают все специалисты. Потом ежегодно и в зависимости от группы здоровья осужденные проходят диспансерный осмотр. В основном страдают болезнями терапевтического профиля: гастритом, язвой, гипертонией.

По показаниям назначается диетическое, усиленное питание. У осужденной Риты стол общий:

— Питание очень хорошее. Все в меру. И щи со сметаной, и мясо. Повара стараются.

На третьем этаже медчасти стационар. Здесь лежат пациентки с острой патологией: гипертонический криз, воспаление. В изоляторе для больных с инфекцией три полубоксированных отделения. По пять коек в каждом. Проходим мимо. На территории находится отдельное здание для содержания и лечения туберкулезных больных.

На базе гинекологического отделения медчасти проводят малотравматичные операции.

Рита, как и другие режимные женщины, в сапогах типа бурок, фуфайке, юбочном костюме цвета оливок. На ней теплые колготки. Прикидываю, можно ли в этом схлопотать воспалительный процесс, и сомневаюсь.

— Тепло нам. В секциях, на производстве — везде тепло. Одежда теплая.

Рите помощь оказывали всегда по требованию:

— О здоровье заботятся лучше, чем на свободе. Со стороны администрации, контролеров все организуется быстро, днем и ночью.

Скорая помощь

Поступает вызов. В одном из отрядов осужденной нехорошо. Фельдшер берет сумку-укладку, портативный электрокардиограф и выдвигается в отряд. Фельдшерский пост работает круглосуточно.

Осужденная Люда вспоминает, как на ее глазах стало плохо с сердцем одной женщине лет сорока. Ей быстро оказали первую помощь, а потом уже в городе сделали операцию. В городской больнице осужденных лечат в палате с «гражданскими». Только приставляют конвой.

Андрей Курятников заботится о качестве медицинской помощи на зоне. В этом году медчасть будет еще активнее сотрудничать с симуляционным центром Гомельского медуниверситета:

— На симуляторах моделируем различные экстренные состояния. В их числе сердечно-легочная реанимация, внезапные роды, внезапная смерть, остановка дыхания, сердца. Специалисты приезжают к нам. Наши фельдшеры и врачи повышают квалификацию.

Осужденные женщины. Одетые, обутые, накормленные, при деле и при детях, они отматывают ленту лет за тюремным ограждением. Сотрудники зоны стараются сделать их жизнь комфортной и для многих даже более человечной, чем она была до преступления: кров, еда, одежда, больница, дом ребенка. Кто-то скажет, жизнь — малина. Только даже в самых шикарных условиях у нее полынный вкус.

Источник: //gomel.today/rus/news/gomel-8452/

Колония в Заречье: «Открытые двери» в жизнь на свободе

Dneprovec.

by 11 августа уже рассказывал о работе над проектом «Социальная адаптация осужденных путем обучения компьютерной грамотности и парикмахерскому делу» в исправительном учреждении «ИК № 24».

На открытие обучающих курсов в рамках вышеуказанного проекта, являющегося в свою очередь частью большого международного проекта «Образование открывает двери», были приглашены СМИ региона.

Колония в Заречье – одно из двух в стране исправительных учреждений, где отбывают наказание по приговору суда женщины. Здесь содержится свыше 1 000 осужденных в возрасте от 18 до 85 лет. Кто-то здесь во второй раз, кто-то – в третий. Есть и свои невеселые рекордсмены. Здесь находятся рецидивисты.

Между свободой и неволей

На контрольно-пропускном пункте выписывают пропуск. В это время находишься в пространстве между двумя дверьми с решетками. По спине непроизвольно пробегает холодок. «Смотри, не потеряй пропуск, а то назад не выпустят», – шутит кто-то из коллег. Пытаешься улыбнуться, но улыбка получается слегка искривленной.

Попадая на территорию, оказываешься будто в ином мире. Здесь даже воздух не такой, как на свободе. На плацу один из отрядов готовится проследовать в столовую.

Женщины в малиновых с белыми то ли звездочками, то ли листьями халатах и такой же расцветки косынках оборачиваются в сторону гостей, но затем их помыслы переключаются в сторону долгожданного обеда.

Мы же следуем в одно из общежитий. Двухъярусные кровати застелены идеально. Одеяла выложены в форме почтовых конвертов. В тумбочках – зачитанные книги из библиотеки. В пластмассовых стаканчиках – незатейливые цветочные композиции. Стремление женщин к эстетической составляющей жизни проявляется и здесь.

На стене в казарме – сатирическая газета. В ней в стихах и мастерски отображенных картинках высмеиваются пороки некоторых непримерных осужденных. «Говорить культурно – бред! Не умею с детских лет.

Лучше, чтоб «крутой» казаться, буду матом я ругаться». Это посвящено осужденной М., нецензурно выражавшейся в адрес другой осужденной.

Над своим поведением ей было время подумать – пять суток в штрафном изоляторе как наказание.

Направляемся дальше – в столовую. На подносах у осужденных обед, состоящий из красного борща, макаронов с вареной колбасой и кофейного напитка в жестяных кружках. Небольшое оживление за столами сменяется возвращением к размеренному приёму пищи.

До открытия обучающих курсов есть еще свободное время, и мы продолжаем экскурсию по территории. Возле овощехранилища группа из пятнадцати женщин перебирает картофель, рядом – громаднейшая теплица, уход за которой осуществляют лишь две женщины. Порядок тут идеальнейший. Ни травинки. «Надо жену сюда привезти. Пусть посмотрит, какой порядок должен быть», – шутит коллега.

Одна из женщин, в чьем ведении находится теплица, скромно стоит в сторонке. Людмиле до освобождения – два месяца. Спокойная с виду тридцатилетняя женщина попала сюда за разбой. Это у нее уже третья «ходка». «Старательная работница. Любит и землю, и коней, что у нас живут, – отмечает начальник ИК № 24 Егор Филей. – Ей бы еще научиться глупости на свободе не делать».

Свое производство

Хлебопекарня – один из главных поводов для гордости в колонии. «Мы выпекаем хлеб не только для собственных нужд.

ЛТП Светлогорска, ИК № 4 и следственный изолятор в Гомеле, также войсковая часть внутренних войск в Речице, ряд магазинов «Торгсервиса» – наши постоянные заказчики, – рассказывает Егор Филей. – Плюс некоторые частные магазины в Речице.

Мы провели модернизацию хлебопекарного цеха. Будем увеличивать объемы по выпуску. Какой хлеб выпекаем? Ржаной, ржано-пшеничный, первого, второго и высшего сортов. Плюс у нас есть два вида булочек.

Наш хлеб высшего сорта стоит порядка 6,5–7 рублей. Это отпускная цена. Он выпекается в армейских печах, на дровах. Для топлива мы используем отходы деревообработки. Хлеб состоит только из муки, соли, дрожжей, воды.

Никаких добавок и ароматизаторов. Все только натуральное. Раз в квартал сдаем в санстанцию пробы на контроль. Все осужденные, которые там работают, – с санитарными книжками.

Хлебопекарня функционирует в три смены, каждая из которых состоит из 15–17 человек».

Наступает пора знакомиться с условиями проведения занятий для тех, кто решил принять участие в проекте. В классе для обучения парикмахерскому делу будут проходить как теоретические, так и практические занятия. Оборудовано два рабочих места. Приобретены все расходные материалы: ножницы, фены, машинки для стрижки. Группа занимающихся состоит из 12 человек.

Десять осужденных будут постигать азы на компьютерных курсах. Среди них – Наталья. Еще молодая женщина с умными, но пронзительно-грустными глазами делится историей своей непутевой жизни.

Наталья

– Я училась в Белорусском государственном экономическом университете на факультете международных отношений, специальность «Экономическая теория». Училась на бюджете. Первую сессию сдала, а потом нашла коса на камень. Допустила промах – и вот я здесь.

Были проблемы психологического плана. Думала справиться самостоятельно, но люди, которые находились рядом, предложили помощь. Попала я в колонию из-за употребления и распространения наркотиков. Теперь со мной осталась лишь мама. Несмотря ни на что. Здесь я уже три с половиной года.

До освобождения – еще четыре с половиной. Сейчас хочу освоить компьютерные азы. Потом буду помогать осваивать компьютер остальным. Вообще, навыки работы на компьютере в наше время априори не могут быть лишними.

Освоить его должен каждый, а здесь есть много людей, которые даже не знают, как он включается. Технологии развиваются семимильными шагами. Компьютер – шаг в любую профессию.

Помочь в предстоящей адаптации

Так что же представляет собой этот проект, который реализуется представительством немецкой ассоциации народных университетов и финансируется Европейским союзом и DVV international (из средств Федеративного министерства экономического сотрудничества и развития). 

«Возрастных ограничений для желающих обучаться на курсах мы не прописывали, – рассказала директор общественного объединения «Социальные проекты» Нина Кекух, – так как понимали, что обучаться пойдет достаточно молодой контингент.

Главными критериями отбора были желание учиться, обучаться и нацеленность на конечный результат, срок до освобождения не более полугода, отсутствие медицинских противопоказаний, наличие паспорта. Обучение осужденных будет происходить с помощью привлечения преподавательского состава образовательного центра «Лидер».

После окончания курсов осужденным будут выданы свидетельства государственного образца о пройденном обучении и получении специализированных знаний.

«В названии нашего мини-проекта есть словосочетание «социальная адаптация», и это не случайно, – отметила глава представительства зарегистрированного общества «Немецкие народные университеты» в Республике Беларусь Галина Веремейчик.

– В последнее время департаментом исполнения наказаний уделяется большое внимание именно социальной адаптации осужденных после освобождения из исправительных учреждений страны.

И это вполне объяснимо: чтобы не остаться один на один с бытовыми проблемами, проблемами трудоустройства после отбытия срока наказания, подготовка осужденных к освобождению начинается задолго до этого момента».

Слушателям учебных групп пожелали успехов в освоении новых знаний, умений и навыков, которые обязательно помогут начать новую жизнь, а для представителей СМИ пришло время возвращаться к местам рабочих будней.

За спиной гулко хлопнули железные двери. Где-то вдалеке остался встревоженный лай сторожевых собак. Пригревающее солнце прогнало остатки дрожи, а воздух наполнился ароматом безграничного счастья. Ароматом свободы.

Источник: //dneprovec.by/society/2016/08/26/12819

Ик 4 антошкино г гомель женская колония

В остальное время у нас все как одна по струнке ходят, вне зависимости от статьи.

«У нас такие условия содержания, что я бы и сама посидела с удовольствием»

– Расскажи немного про условия содержания заключенных. Где они живут, чем занимаются, как устроен быт?

– У нас такие условия содержания, что я бы и сама посидела с удовольствием. Только недолго. В целом это действительно похоже на пионерлагерь.

Осужденные живут в больших блоках с хорошим ремонтом, питаются три раза в день, спят на двухъярусных кроватях. У нас есть все для оказания медпомощи – оборудование в медчасти чуть ли не лучшее в городе.

Врачи в колонии тоже все квалифицированные. На территории колонии есть парикмахерская, магазин, библиотека.

Также у нас есть гордость – собственный театр. Очень популярное хобби среди осужденных. Про него даже документалку снимали.

Чем еще здесь можно испугать? Врач-нарколог пугает:

— Предупреждаю, если будут продолжать на воле в том же духе, подхватят там ВИЧ, гепатит. Молодые девчонки боятся. Родить детей хотят. Многие из неплохих семей. Просто с друзьями не повезло или улица испортила. Ночные клубы, наркотики – по этой дороге оказываются здесь многие.
Некоторые благодарят, что зона им жизнь продлила.

«О здоровье заботятся лучше, чем на свободе»

Врачи принимают в две смены. Работают терапевт, нарколог, гинеколог, стоматолог. Ежемесячно на плановый прием приглашают узких специалистов из города: лор-врача, офтальмолога, травматолога и других по требованию.

Начальник медчасти Андрей Курятников показывает кабинеты:

— Исследуем функции дыхания, проводим УЗИ-диагностику, рентген и флюорографию. Подготавливаем пациенток к оперативному лечению.

И все равно помочь не получилось.

— Что для вас здесь самое невыносимое? — спрашиваю я. Настя, улыбаясь, неожиданно выпаливает:

— Тяжелого здесь ничего нет.

«Зайчик мой, хороший»

В ответ на мое немое удивление неловкая улыбка соскальзывает с лица осужденной. Она опускает вмиг потухшие глаза. И еще крепче прижимает к себе сына, будто обнимает разом всех своих шестерых.

— Мне тяжело, что я не рядом со своими детьми.
Но он меня спасает. Да, родненький? – Настя целует мальчика. — Знаю, что к Самирке побегу своему. Каждый раз жду, пока письма раздадут. Почитаю. Потом дожидаюсь звонка. Письма, звонки, работа, дом ребенка.

Ик 4 антошкино г гомель женская колония ромашка

Почему ты пошла работать в женскую колонию? Как ты вообще туда попала?

– Ну, начнем с того, что так просто туда не попадают. Случайных людей в этой структуре нет. Например, мои родители работают в военной сфере. И я им с детства на мозги капала: мол, вырасту и буду в тюрьме бандитов стеречь.

Они, конечно, испуганно переглядывались и пытались меня отговорить, но, как видишь, не очень-то получилось.

– И тебе действительно нравится твоя работа?

– А… почему бы и нет? Интересная работа. С людьми, так сказать, ха-ха! К тому же зарплата выше, чем средняя по городу.

– Разве тебе не тяжело психологически?

– Сейчас уже нет, хотя поначалу было немного стремно: я ведь тоже фильмов насмотрелась всяких, знаешь. Казалось, что кругом враги.

Ик-4 антошкино г гомель женская колония адрес

Некоторые из них уже имеют по 5-6 судимостей, но в места лишения свободы по приговору суда попали впервые: раньше отбывали условное наказание, привлекались к принудительным работам, находились под домашним арестом.

Когда все меры воздействия были исчерпаны, а они продолжали игнорировать приговор суда, к ним применялась ст. 415 (Уклонение от отбывания наказания в виде ограничения свободы) УК, и осужденная направлялась в места лишения свободы.

Эта статья предусматривает лишение свободы на срок до 3 лет.

“Я мечтала стать технологом по пошиву одежды”

Светлана Походова признается, что не воспринимает таких слов как “зэчка”, “нары” и в том же духе.
Еще не любит смотреть художественные фильмы о женщинах в тюрьме.

– Может, где-то и есть такие ужасные условия в закрытых исправительных учреждениях, а может, это фантазии сценариста и режиссера.

Ик-4 антошкино г гомель женская колония

ИК-20 для мужчин) и Заречье Речицкого района (ИК-24 для женщин). А в 2010 году был вообще беспрецедентный случай в пенитенциарной системе Беларуси: в комедии положений вместе с осужденными ИК-4 играли сотрудники этого режимного учреждения.

Светлана Походова убеждена, что основной смысл пенитенциарной системы дать шанс человеку осознать содеянное и вернуться к нормальной жизни: в переводе с латинского poenitentia – это не “изоляция”, а “раскаяние”.

– О практической состоятельности проекта говорит тот факт, что “актрисы”, участвовавшие в первом спектакле, уже освободились, и только одна из них вернулась в места лишения свободы: раньше она отбывала наказание за убийство, после освобождения была осуждена за мелкое преступление – кражу.

“Осужденные мечтают только об одном – скорей бы освободиться”

– Мне часто звонят мамы осужденных, плачут.

Ик-4 антошкино г гомель женская колония официальный сайт

Не положено по нормам. Эти дети не отвечают за преступления родителей. В несвободе своих матерей они свободны. В пределах глухого забора.

— Другого мира ведь почти не знают, — сотрудник колонии отвлекает нас от ограждения, обвитого металлическим «терновником». До другого мира подать рукой, но ручонками этих малышей не дотянуться.

Главный врач дома ребенка Мария Запарованная открывает детям иную жизнь:

— Мы адаптируем их к обществу, показываем, как мир устроен.
Вот были в буфете, в теплое время водим в парк. На каруселях катались. После выставки птиц осталось много впечатлений.

Настя прижимает к груди сына. Ради чего 29-летняя женщина обрекла на такое раннее детство дитя?

— Три миллиона рублей «старыми».
Столько мне дала подельница из денег, которые я украла, — своей историей моя собеседница делится как-то запросто, непринужденно.

Ик-4 антошкино г гомель женская колония магазин

Как, например, сейчас, когда напротив меня сидит девушка и, вальяжно поедая суши, рассказывает о том, чем отличается режим в женской и мужской колониях, как правильно общаться с каннибалами и о веселых боевых отрядах «наркоманов».

Эта девушка – надзирательница в гомельской женской колонии (по просьбе героини мы не называем ее имени. – 34mag). И ни тебе сбитых костяшек, ни злющего взгляда Клэнси Брауна – никаких стереотипных, пугающих атрибутов.

Ее выдает только странная улыбка во время рассказов о преступлениях «подопечных».
Но буду думать, что это издержки профессии. Пора поднимать челюсть с пола – у меня много вопросов.

И о самой героине, и об устройстве одной из самых закрытых и загадочных структур в нашей стране.

Бракованная

– Слушай, первый вопрос очевиден.

Ик-4 антошкино г гомель женская колония 2018 год

Важно И тут осознаешь, что если там ты был сам себе хозяин, то здесь — конкретные рамки. Во времени, в поведении, в передвижении, во всем — во всем. К ребенку? В строго отведенное время… Через ребенка я посмотрела на себя по–другому.

И теперь хочется дать ей все то, что не смогла дать другим детям.

Таня рассказывала и сжимала в руках мокрый платок. Через десять дней после нашего разговора она уйдет с малышкой домой. И поневоле начинаешь за нее переживать. Еще больше за ее малышку, которая так счастливо улыбается, когда видит маму.

А если опять начнутся тосты за новую жизнь, захочется феерии и сотрутся воспоминания о времени, проведенном в колонии?..

— Даже та, у которой пятая–шестая судимость и в колонии идет уже второй–четвертый год, искренне верит и нас убеждает от всей души в том, что она больше никогда сюда не вернется, — замечает начальник ИК–4 Светлана Походова.

Ик-4 антошкино г гомель женская колония телефоны

Внимание Только одна на памяти начальника дома ребенка Натальи Винокуровой сразу написала отказную.

— Все непредсказуемо, — пожимает плечами Наталья Николаевна.

— Бывают настолько проблемные мамы, но проходит время, они уходят отсюда, а потом присылают открытку со словами благодарности и фотографией, на которой счастливо улыбается вся семья.

А другой раз приходит запрос: дайте повторную справку о прививках, потому что ребенок находится в детском доме. Все зависит от того, что хочет в этой жизни мама, по какому пути пойдет.

А где родился — не важно. Для многих малышей это просто счастье, что они появились на свет в колонии, а не на воле, где в доме пьянки, гулянки, нецензурная брань. У ребенка до 3 лет закладывается база. А база у нас хорошая, домашняя, неагрессивная. И мама каждый день приходит. Адекватная, спокойная, трезвая.

Мы и мам воспитываем, как своих детей.

Ик-4 антошкино г гомель женская колония.как отправить посылку

Условия содержания не должны стать для нее вторым наказанием, – убеждена Светлана Походова.

На вопрос, а не захотят ли осужденные снова вернуться в такие шикарные условия, собеседница ответила:

– Любой человек, проживающий в нормальных условиях, будет нормально работать. Ничего сверхъестественного мы для этих женщин не создаем. У нас нет покамерного содержания, нет отдельных жилых секций на 3-4 человека.

В одной секции у нас содержатся от 12 до 35 человек. Я всегда говорю: клетка, хоть и золотая, – все равно клетка. Да, для женщин, которые вели асоциальный образ жизни на свободе, это шикарные условия.

– Я посещала учреждения закрытого типа в России, Германии и Швеции. К примеру, в Швеции у каждой осужденной своя камера.

Источник: //zakon4u.ru/ik-4-antoshkino-g-gomel-zhenskaya-koloniya